Четырехлетняя Маугли в дальневосточных джунглях. Подход.
... и знала я, что это будет прекрасно и нелегко. Но действительность превзошла все мои ожидания, по обоим пунктам.
Когда мы еще только загадывали дочку, сразу знали, что будем ходить вместе по горам и долам. Пока маленькая была, таскали «за пазухой» да на горбушке, а как подросла, стали такие маршруты подбирать, чтобы детеныш и своими ногами мог пройти. В родном Хабаровском крае мест красивых много, но большинство такие дикие — не то что дорог, а и троп даже нет, если только звериные. Буреломы да ветровалы, лианы и колючки – джунгли! И мишки-балу в изобилии водятся, а по югам и шер-ханы встречаются. Вот в такие места отправились мы с нашей Маугли, и знала я, что это будет прекрасно и нелегко. Но действительность превзошла все мои ожидания, по обоим пунктам.
Было у нас три рюкзака: большой (больше чем ребенок) – папин, средний – мамин и маленький с игрушками – Полинин. И слингорюкзачок имелся, для переноски ребенка. Собака лайка на этот раз была освобождена от своих бурдюков – в нашем подлеске мы бы только и делали, что застрявшего Рэя из чащи выпутывали.
Но первый вечер мы расслаблялись на просторном галечном берегу под журчание студеных струй. Купаться? Брр, пожалуйста. Камешки – кидать не перекидать. Малинка вокруг растет, кедры до небес, дров в достатке. Рэй носился, как молодой, я была в эйфории от – наконец-то! – вольной воли и красоты неописуемой.
Очень интересно было наблюдать за Полиной, которая свой привычный детско-сказочный мир как ни в чем не бывало вплетала в природный. Две палки – это сабля капитана Крюка и кинжал Питера Пэна, папа, давай сражаться! Палатка? В ней прекрасно ровным слоем поместятся все игрушки! Мы кормили костер полешками, рассказывали страшные истории и выходили ночью посветить в темноту фонариком. А утром двинули в путь.
Это счастье – идти по дороге. Даже если приходится делать это с тяжелым рюкзаком в темпе четырехлетки, которая то и дело останавливается что-то рассмотреть, поднять, зовет обратно, чтобы показать очередное диво-дивное. Папу с самым неподъемным баулом мы все-таки отпускали вперед, а затем встречали идущим налегке нам навстречу.
Дошли до своего ручья, пора и честь знать. Отсюда начинался путь по местам дремучим, по мхам зеленым, через валежины, с бродами то на один берег, то на другой, с постепенным набором высоты. Но все шлось, медленно, но верно. Дите то и дело подхватывали на руки, а затем снова выпускали. Пока, наконец, не покинули нас всех силы, на подходящей для раннего обеда полянке у самой воды.
Здесь мы с восторгом учились пить, как звери лесные, прямо ртом из ручейка, валялись на моховых подушках, катались на попе с бархатных пригорков.
Вскоре после обеда усадили Полину в слингорюкзак. Спереди ребятенок, сзади баул, в руке альпендрын. Менялись с мужем нашими «комплектами». Не знаю, что тяжелее – его неподъемная ноша «за двоих», но с которой можно падать, или более легкое сочетание Полины и среднего баула, но с которым падать нельзя ни в коем случае?
Рэй приуныл. Последнее время его молодеческого задора не хватало надолго, все-таки хвостатый — путешественник со стажем, лапы уже не те. На второй день он больше не носился впереди, а отпускал нас на какое-то расстояние, затем вздыхал, подымался, догонял и снова ложился. Перед очередным бревном, под которое нельзя было поднырнуть, снова вздыхал, собирался с силами и перепрыгивал. Так и я. Переносила одну ногу, присаживалась. Мгновение отдыха – вторая нога пошла…
Но все это были цветочки, пока мы не вышли на полосу давнего ветровала. Узкая долина ручья между крутыми склонами была вся покрыта трех-пятиярусным буреломом. Мощные стволы с точащими вверх острыми сучьями, хаотично накиданные друг на друга, местами скрывались под травой в рост человека, так что не видно было, куда наступать. А уж где под ними земля – об этом вообще лучше было не думать. И падать здесь с ребенком в слинге — категорически недопустимо. А Полина, послушно прижимая руки-ноги и пряча голову, продолжала бесконечную ролевую игру про русалок и Питера Пэна, которую приходилось поддерживать почти непрерывно, стиснуты у тебя зубы или нет. Правда, в особо драматические моменты дочка гладила меня и утешала: «Мама, ты не бойся, я же тебя держу!»
Мы пробовали уйти на склон. Менять борта ручья. Идти по воде. Нигде было не лучше. В одну из таких попыток я сидела на возвышении, обхватив уснувшую в слинге Полину руками, ждала мужа с разведки и с отчаянием обозревала бескрайние противотанковые ежи, протянувшиеся в обе стороны. Вернуться? Но мы уже столько прошли! Идти вперед? Но ведь потом придется все это повторять обратно!
Ну нет так нет. И мы пошли дальше. Вот как раз там я решила, что, пока Полина не вырастет настолько, что сможет сама преодолевать такие препятствия, в дикие наши места с буреломом и вовсе без троп мы с ней больше не пойдем. Алтай, Саяны, Кодар, Камчатка, Приморский край – пожалуйста. Но не севера Хабаровского края.
Но вот мы продрались до чистого места, где бревна валялись всего в один-два слоя. И не сплошь. Где видно стало, куда ты ставишь ногу. Вот где рай-то. Где-то тут, говорили нам, должна быть большая поляна для бивака.
Мы встали на сухом каменистом ложе ручья, выровняли площадку под палатку, выбрали уютный уголок для костра со стволами-лавочками.
Рэй улегся отдыхать, а мы, мокрые насквозь, посрывали с себя последние одежды, разбросав их сушиться на теплых камнях, и ринулись в неглубокую чашу ручейка. Леденющая вода! Но Полина хочет купаться. А зайти сама не может – холодно. «Мам, помоги!» И я макаю верещащего ребенка в прозрачную купель, дочка радостно визжит «Хватит» и тут же просится еще.
Постепенно оживаем. Ветер носит облака. Вечереет.
Стрекочут кузнечики, так, что дрожит воздух. Запах дыма делает поляну домашней, уютной. На огне булькает ужин.
Перед нами завтрашний наш путь — крутые склоны сопки Гири, проходной вершинки на одну из доминирующих точек района Пик Мяо-Чан.
Продолжение скоро ;)