Четырехлетняя Маугли в дальневосточных джунглях. На вершину!
...Ночью я тихонько, чтобы никого не разбудить, открыла выход палатки, выглянула наружу – и громко ахнула, забыв все свои благие намерения.
Наша палатка была развернута вниз по ущелью, и космос теперь, казалось, начинался прямо у порога. Звезды горстями засыпались внутрь, и мы втроем долго лежали и смотрели в невероятное, черно-сияющее небо. Комаров чудесным образом не было. Щекочущий, электризующий стрекот кузнечиков захватил всю нашу узкую долину, и казалось, что это звезды стрекочут… Надо спросить, помнит ли дочка эту ночь?
Мы уже многое изведали вместе. Но детская память почему-то не удерживает детали. Наверное, они, как кирпичики, все до одного уходят в строительство личности. Значит, где-то в дочке есть и те звезды.
Утро было яркое, «приподнятое» и чуть тревожное. Ветер гонял облака над нашей вершиной, и я внимательно всматривалась в них, пытаясь угадать непогоду. Все-таки самой младшей участнице нашей затеи было всего четыре. Правда, в горах, даже в таких маленьких, все меняется стремительно, поэтому я махнула рукой и просто запихнула в штурмовой рюкзак еще пару курток. Он получился ощутимый по весу: мы несли с собой перекус, воду, одежки, да еще и геологические образцы то и дело туда закидывали – наш папа не может пройти равнодушно мимо какой-нибудь кварцевой жилы.
Подходили к склону по руслу ручья. Он красивыми каскадиками спрыгивал нам навстречу, а мы то переходили его по бревнам, придерживая Маугли за ручку, то облазили мини-водопадики по скальным бортикам.
У одной из глубоких чаш, наполненных солнечными зайчиками, присели передохнуть, и слизывать с нас соль прилетела бабочка. Кирилл аккуратно посадил ее на палец, а с него пересадил Полине на нос, как когда-то пересаживал мне. У нас в семье теперь у каждого есть такая фотка.
Полина еще долго размышляла вслух о бабочкиных делах после того, как мы расстались. Вскоре вода исчезла под камнями, и мы начали подниматься по расширяющемуся языку замшелой россыпи. Дочка шагала по обломкам как по ступенькам, время от времени залезала на папу («донеси меня до во-от того кустика») и снова продолжала подъем сама.
Рэй то и дело убегал под тень кедровых стлаников, между которыми таились уютные полянки-беломошники. Пахло багульником, хвоей, облаками.
Мы проходили неширокие полосы стлаников выше человеческого роста, разводя в стороны упругие ветви, зигзагом подымались по «живым» сыпухам, где камни норовили уехать из-под ног. Простор разворачивался перед нами во всю свою необъятную синюю ширь.
В какой-то момент Полина окончательно взгромоздилась на папу в слинг, а я забрала рюкзак.
Мы вышли на вершинное плато, и я встретила препятствие высшей категории сложности. Россыпи спелой брусники и шикши.
Так всегда: когда уже думаешь, что ни за что не сделаешь с рюкзаком лишнего движения, ягода выглядывает из-под листиков и задорно подмигивает: «А ты уверен?»
Я так отстала, что Кирилл и Полина уже начали мне кричать. Пришлось быстро нарвать пару горсточек и с этим ценным грузом догонять свою команду.
Когда я подняла голову и огляделась, оказалось, что до самой вершины рукой подать: вон она, выше облаков, на ней каменный тур и, конечно, знаменитая 32-килограммовая гиря, которую как раз сейчас пытается поднять наш 15-килограммовый ребенок.
История гири, в честь которой поименовали вершину, достойна пера Шекспира. Жили-были две гири, «девочка» и «мальчик», трогательно покрашенные советскими туристами в соответствующие цвета. Но им не суждено было быть вместе. Чей-то загадочный разум решил, что на вершине должна быть только одна гиря. И вот очередная группа восходителей брала в избушке «девочку» или «мальчика» и несла наверх. Там короткие минуты встречи – и ту гирю, что ждала свою половину наверху, забирали вниз, оставляя на смену ей другую, тосковать в компании кедровок. Сколько это продолжалось, я не знаю точно, но традицию менять на вершине гири поддерживали много лет. Пока одна гиря однажды не исчезла. Скорее всего, кто-то задолбался тащить ее и выбросил где-то в кустах. А может, унес домой, чего только не бывает. И теперь одинокий «мальчик» безнадежно ждет свою «девочку». Слеза наворачивается.
На вершине мы позволили себе побыть подольше. Попытались впрок насмотреться на голубые горизонты, стрескали сколько успели брусники и шикши, подсохли, походили босиком по шершавым лишайникам валунов.
Но понабежавшие облака с серыми подбрюшинами заставили нас все-таки собраться и двинуть в обратную дорогу.
Полина в какой-то момент уснула. Кирилл нес ее, выверяя каждый шаг на ползучих камнях. Я, оступаясь и съезжая с оползнями по паре метров, была благодарна мужу за то, что он взял на себя эту драгоценную ношу. Все-таки дураки мы, думалось мне.
А мысли о том, как выходить обратно через «пятимерный» ветровал, я вообще отгоняла прочь. Что толку? Все равно придется.
Продолжение грядет.